Интервью с выпускающим редактором , ИД «Самокат», журналистом из Москвы Верой Копыловой.

Расскажите о себе. 

-Я состою из двух половинок, одна половина – профессия, вторая – семья. Если о личном, то у меня есть муж, специалист по маркетингу и консультант в этой же области, 10-летняя дочка и кошка Белка. Они – моя ежедневная радость, но и трудность, конечно, потому что работы всегда много, а их почему-то всех надо кормить, обнимать и выслушивать. Очень нелегко выгрызать из работы время на это, и часто я нервная и спешащая, а они, бедные, как-то терпят эти… будни редактора. 

Что касается профессии, то я постоянно работаю ведущим редактором восемь последних лет, до этого я десять лет посвятила журналистике, в том числе была литературным и театральным обозревателем газеты «Московский комсомолец». Я туда пришла еще на четвертом курсе Литературного института. Вторая половина нулевых и первая половина десятых годов – это было золотое время, конечно. Позволялось печатать такие вещи, говорить на такие темы, что сейчас  просто дух захватывает. Из самых хулиганских своих статей помню, как к какой-то очередной дате Гоголя я брала с ним интервью. Натурально! Правда, потребовался посредник. Медиум! Сходила в московскую школу гипноза, была раньше такая, и мы вызывали дух Гоголя через девушку-медиума. И она нам поведала, что Гоголь на самом деле был влюблен (считается вообще-то, что он всю жизнь прожил без любви, по крайней мере, женат не был, и о его любовных связях ничего не известно). Медиум описала девушку в карете, которую господин Гоголь однажды увидел и до конца жизни не мог забыть. И еще «Гоголь» описал, как ужасно было проснуться в могиле после погребения. Документально подтверждено, что Гоголь похоронили живым, у него был просто летаргический сон.

И еще хочу вспомнить статью, ради которой коллега-журналист Ян Смирницкий посадил меня в инвалидную коляску и мы отправились в рейд по московским музеям. Навели мы тогда шухеру, сотрудники были в шоке, что инвалид явился. По тем временам это выглядело удивительно. Выяснилось, что неходячему попасть в музей практически невозможно. После этой в верхах провели совещание, и по музеям прошли подвижки в области установки или починки пандусов, лифтов и пр. Название для статьи придумала (горжусь!) я – «Катание по мукам».

Потом я ушла из журналистики в издательства, в редактуру: сначала «Время», потом «Редакция Елены Шубиной» (импринт холдинга «Эксмо-АСТ»), сейчас «Самокат», и, помимо штатной работы, было много книг, отредактированных для других издательств внештатно, как литред. Это отдельная большая история. Успехи и неуспехи, конфликты и, так сказать, любовь и дружба «взасос» с множеством прекрасных писателей. Премии на моем счету тоже есть – конечно, эти премии получили авторы, но для меня каждый раз радость, ведь это я помогла книгам выйти в свет в том виде, в каком они заслужили награды и читательскую любовь. «Большая книга», «Ясная Поляна», «Просветитель»… 

Наверное, надо еще рассказать, что такое вообще редактор. У нас путаница с этим словом. В СМИ и компаниях, ведущих соцсети, редактором почему-то называют журналиста – человека, который и придумывает темы для статей, и пишет их. Больше прав тот, кто называет эту должность «пишущий редактор». Есть еще в СМИ редактор какого-нибудь тематического отдела или главный редактор их издания.

Что касается книгоиздания, то здесь бывает выпускающий редактор (или ведущий – понятия относительно близкие, сейчас не будем углубляться) и литературный редактор. Под выпускающим редактором подразумевается вовсе не тот, кто буковки правит, а менеджер книжного проекта. Человек, который контролирует и ручками реализует весь процесс издания книги – от поиска рукописи до сдачи в типографию. Но на самом деле я огрубляю – есть этапы и до поиска, и после сдачи. До поиска рукописи может быть участие в генерации идеи этой рукописи – чтобы автор, например, написал именно то, что явно требует рынок, может потребоваться долгое, кропотливое и нежное поглаживание автора по головке, просьбы и уговоры, ласковое подстегивание, метод кнута и пряника, прямая лесть и непрямые угрозы. Шутка. Частично.

А после сдачи файлов книги в типографию тоже полно работы. 

Во-первых, получить сигнальный экземпляр книги из типографии, поцеловать его (судорожно просмотреть выходные данные и концевую полосу – нет ли там, не дай бог, ошибки), организовать отправку авторских экземпляров автору, дизайнеру обложки, художнику, поздравить его, смягчить возмущение, если таковое возникнет. А оно, бывает, возникает, потому что нет на свете книг без опечаток. Или они крайне редки. Ошибки могут быть и внутри блока книги, и даже на обложке. В этом виноват, конечно, редактор. Куда смотрит редактор, как говорится. Но не стреляйте в пианиста, он играет как умеет: редактор находит страшное количество ошибок при работе над каждой книгой, но что-то и пропускает, он живой, он не ИИ. А накосячить может и типография. Например, в нескольких экземплярах книги Ивана Бевза «Чем мы занимались, пока вы учили нас жить» («Самокат», 2024) поменялись местами куски текста. Кто виноват? Никто. Это тот процент брака, который заложен в работе с любой типографией. Ничего страшного – обменяли покупателю этой «больной» книги на «здоровую». Никто не умер.

Во-вторых, работа с пиаром. Участвуешь в презентации, пишешь пресс-релиз, ведешь встречу или эфир с автором, находишь цитаты для публикаций о книге в соцсетях или СМИ…

Наконец, литературный редактор – это человек, который работает только над текстом рукописи и больше ни над чем. Хорошо ему: договора не подписывать, с дизайнером обложки не возиться… Но у литреда и зарплата, конечно, соответствующая. Он выполняет услуги допечатной подготовки. Что это такое? Корректура, редактура и верстка чаще всего. Все три вида услуг в России оплачиваются очень-очень скромно. Только последнее время ситуация немного выравнивается. Но надо понимать, что человек, который зарабатывает только как литературный редактор, либо имеет другой пассивный доход, либо пашет как лошадь с утра до ночи и ночью. Как говорит моя подруга-корректор, «пырит глаза».

Что делает редактор с текстом? Всякие запятушки обычно остаются корректору, который возьмет рукопись после редактора. Редактор же следит, чтобы дочь Василия не звали Ириной Петровной. Чтобы герой в одном и том же эпизоде не был то в джинсах, то в трениках. Чтобы одно и то же слово не повторялось пять раз за абзац. Чтобы в книжке для первого детского чтения не было предложений с тремя придаточными. Не говоря о том, что где-то много, где-то мало, где-то вязнет сюжет, где-то потеряли сюжетную линию, где-то автор хотел сказать одно, а получилось… стыдно сказать что… 

Ну и прелести нового времени, конечно. Это мы сейчас говорим именно о России-2025. Проследить, чтобы фейсбук был помечен как продукт компании Meta, признанной в России экстремистской организацией. Чтобы все упомянутые иноагенты были отмечены соответственно их положению в обществе. Чтобы, если где и промелькнет гей или лесбиянка, их образ жизни был бы уверенно порицаем. Чтобы наличие детей у женщины было подано строго как счастье, без тенденций к чайлд-фри. Еще не забыть правила оформления книг по ГОСТу. И еще надо правильно определить возрастное ограничение – к этому мы уже привыкли. Что позволено в 18+, не позволено в 16+. Это отдельная наука: отследить, где подростки и секс, подростки и алкоголь, подростки и наркотики – это 12+, где 16+ и где 18+. Ясно, что почти все перечисленное относится к категории 18+. Надо еще не забыть о юридических правилах цитирования, сносках, алфавитных указателях… Почти все перечисленные ошибки сейчас ведут к ужасающим последствиям. Первым, кто заплатит штраф из своей зарплаты, будет товаровед в книжном магазине – что пропустил на полку книгу, где есть «такое». А уже потом штрафы будут грозить юрлицам – магазину и издательству. Поэтому скорее всего придется приостанавливать или возвращать тираж, и это огромные финансовые издержки.

И тут надо сказать, что в книгоиздании большинства других стран на книги никакие пометки не ставят. В частности, ограничения по возрасту. И не запикивают мат. Знакомясь понемногу с этим, я никак не могу привыкнуть к этой свободе. Все какие-то фантомы мерещатся, что ничего нельзя.

Формально в России цензуры еще нет. Но все-таки немножко есть, и уже давно. Десять и более лет назад она была коммерческая, маркетинговая: если хочешь заработать, изволь вертеться. Но она была не всесильная и не всеобъемлющая. Например, отдел спецпроектов крупного издательского холдинга категорически не брал (возможно, так и сейчас) рукописи без наличия у автора его собственной мощной медиаподдержки за спиной. Есть? Тогда приходи, и твоя книга реально будет очень здорово раскручена. Нету? Тогда иди… в другое издательство, выбор всегда был велик. Например, уважаемое издательство Ивана Лимбаха, перед руководством которого я преклоняюсь, уже много лет печатает совершенно некоммерческие, узконаправленные, «умные» книги крошечным тиражом. И не только не погибло – более того, знающие люди за этими книгами гоняются. То есть выбор был всегда.

А сейчас выбора нет, кроме как нарушить закон. Ясно, что делать этого не надо, находясь на территории действия этого закона.

Какое сегодня состояние книжного рынка в мире и в России? 

-«Эту песню не задушишь, не убьешь». Давно пророчат смерть бумажной книге, а она не только не дохнет, но и растет. То есть как растет – конечно, конкурировать со смартфонами ей все сложнее, однако миллионы людей во всем мире сейчас продолжают покупать бумажные книги, а тысячи людей продолжают их издавать. И те и другие продолжают вообще читать – в бумаге ли, электронные ли книги, аудио ли. 

Книги дороги. Везде. Но и это не мешает им жить и жить, выходить и выходить.

Что касается тем и трендов, то фэнтези, постапокалипс и сянг-эдалт, self-made-литература, биографии значительных личностей, классика и детская литература продолжают быть на коне. 

Какие темы интересуют современных авторов? 

-К моей радости и благодарности, меня регулярно зовут участвовать в питчингах, на которых начинающие авторы представляют издателям свои рукописи. Кроме того, я читаю самотек – тексты, которые присылают на общую почту в редакции. Поэтому я, бывает, вижу даже небольшие колебания этих волн интереса. Например, два года назад из десяти рукописей, с которыми выпускался с литературных курсов очередной поток студентов, сразу три или четыре текста было посвящено вот такой теме: некое выдуманное государство, чаще всего в будущем, организует некий заговор против своего народа. Звучало много про спецслужбы и пр. А потом вдруг эти темы исчезли. Зато появились антиутопии: новый прекрасный мир, в котором, например, все счастливы, однако у людей отключена память о том, что было «до». И находится некто, который докапывается до правды. Или наоборот – мир новый, но отнюдь не прекрасный.

Это было для примера. В целом, больше всего пишут терапевтические сказки для детей, фэнтези, янг-эдалт. И стихи, конечно, куда же без них. 

А читателей? 

-А вот читателей интересует совсем не то, что авторов. Читатель голосует рублем. Рейтинги продаж говорят сами за себя. Если говорить про бумажные книги, последние год или два бешеной популярностью пользовалась терапевтическая книга «К себе нежно» Ольги Примаченко (впрочем, у нее и электронная книга, и аудио были в топе). Книга о том, как беречь себя. В общем, все верно, себя надо беречь… Наверное. Хорошо бы нас хватало еще и на то, чтобы беречь не только себя… Или вот как в стихотворении Давида Самойлова: «О, как я поздно понял, зачем я существую, зачем гоняет сердце по жилам кровь живую, и что порой напрасно давал страстям улечься, и что нельзя беречься, и что нельзя беречься…»

По моему ощущению, место, где лучше всего совпадают интересы большого числа писателей и большого числа читателей, — это платформы типа author.today. Давайте сейчас вместе с вами пойдем посмотрим рейтинги. На верхушке – «Кодекс охотника», авторы Юрий Винокуров, Олег Сапфир. Больше 3 млн просмотров и 23 тысячи лайков за год. Хэштеги – «бояръ-аниме», «попаданцы», «боевое фэнтези». Честно говоря, я ничего подобного не читаю, но люди, видите, читают. Это так называемая жанровая литература – для кого-то из участников рынка это синоним «плохой», «массовой», но на самом деле это просто литература, где очень важно соблюдать каноны жанра. Люди ее читают не ради твоих плетений словес и оригинальных мыслей, а ради соответствия жанру. Жанр фэнтези имеет главную задачу – отключить человека от реальности полностью за счет полной смены картинки. У кого это качественно получается – у того и 3 миллиона просмотров. 

Литературе, где во главе угла стоит мысль и красивое слово, такие тиражи и не снились. Стандартный тираж сейчас – 2-3 тысячи экземпляров. Если за год продался – это уже успех. Если быстрее, чем за год, — будет допечатка. И это тоже успех. Штучный товар подходит не каждому, на то он и штучный.

Как в издательстве оценивается коммерческая перспектива рукописи? 

-Каждое издательство оценивает по своим критериям, в зависимости от направленности. Первое – это, разумеется, качество рукописи. Если мы говорим о художественной литературе, то это динамичный, внятный, актуальный, свежий сюжет, хороший язык, интересные образы героев, разнообразные речевые характеристики, а если мы говорим о качественной литературе, то еще и мысль, идея, тема, которая будет интересна читателю. Второе – это как раз читательские интересы. Но тут есть интересный феномен: читатели пишут, например, в соцсети: хотим про то-то или то-то. И потом эти книги не покупают! А покупают «похожее». Дайте нам «как Водолазкин», «как “Вратарь и море” Марии Парр», «что-нибудь в стиле такого-то». Третье – это законы жанра, на котором издательство специализируется. Например, мои замечательные коллеги из издательства «Клевер» и из импринта АСТ Mainstream, которые много работают с фэнтези и янг-эдалт, говорят, что обязательно должна быть любовь в книге, без этого гиблое дело. 

Есть множество других критериев. Например, так называемое «люди любят». Люди любят всякую милоту, про любовь, про ключевые эпизоды истории, любят страшное, любят отвлечься. Конечно, любят узнать новое и полезное, но только так, чтобы это было подано увлекательно и фрагментарно. 

А в целом существует у хорошего главного редактора (и, по идее, должна быть у хороших выпускающих редакторов) этакая чуйка, чутье: продастся или нет.

Есть ли у рукописи неизвестного автора шанс пробиться в бестселлеры без рекламной поддержки со стороны издательства? 

-В этом вопросе я бы отсекла последние слова. Любое издательство пиарит свои книги как может. Хотя бы в соцсетях. Хотя бы на книжных выставках. В дайджестах, в каталогах. Разумеется, у крупного издательства нет возможности пропиарить каждую книгу, ведь их выходит множество, и только часть из них попадает в фокусную рекламную кампанию. Но если уж автору так не повезло, что издательство его не продвинуло или продвинуло мало, он сам что-то сделает для своего продвижения. Короче, сегодня не могу себе представить ситуацию, когда издание художественной литературы опубликовано – и нигде о нем ни слова. Маловероятно.

Итак, есть ли у неизвестного автора шансы пробиться в бестселлеры? Есть, полно. 

Каким образом издатели знают о потребностях читателей? Ведутся ли на этот счет какие-либо статистические исследования или все делается по личным пристрастием редактора? 

-Ведутся, статистические. Об этом лучше знают пиарщики, без которых сегодня не существует, наверное, ни одного издательства. Опросы, соцсети, отслеживание посетителей сайта, общение с читателями офлайн… Наконец, рейтинги продаж те же самые. Но в чистом виде «потребность читателя» не существует как критерий. Например, читатели издательства, где я сейчас работаю, часто просят детские книги про лошадок или про балерин. А мы их не печатаем и не печатаем. Почему? Не потому, что их не пишут. Пишут, еще как. И шлют на почту… тоннами…

Чтобы книга вышла, должны совпасть довольно много факторов. Одни более важные, другие менее, но свою роль играет каждый. Качество рукописи – номер один. Как только появится про лошадок и балерин хорошее – сразу напечатаем. Но пока нету. И да, интересы читателей. Рукопись на заведомо непопулярную тему (не знаю – колхозы 60-х в СССР, например) не возьмут. И да, пристрастия главного редактора – только правильнее сказать не пристрастия, а его видение литературы, которое и является самым ценным в издательство, это то ядро, вокруг которого издательство вообще выстроилось. Если сам издатель считает книгу неподходящей конкретно ему, конечно, он ее не возьмет. Третье – это как раз пристрастия ведущего редактора. Ведущий редактор – страж у входа в кабинет к главному редактору. Главреду он несет лучшее, то, во что верит сам. Если он против издания какой-то рукописи, она, скорее всего, просто не попадет к главреду. Распределение рукописей по обязаловке в хороших издательствах (где каждая книга на перечет, и каждой занимаются отдельно, а не потоком) встречается крайне редко. Редактор – «акушер» при рождении книги, он должен любить этого малыша и хотеть его. Если не любит и не хочет – плохо все кончится.

Опишите свой рабочий день. 

-С утра делаю несколько асан из йоги, выпиваю полезный смузи, до обеда работаю, после обеда небольшая сиеста, вечером читаю дочке познавательные книги и играю с семьей в настолки, перед сном оздоровительная прогулка…

Как бы не так, вранье полное, конечно, это я пошутила. Я всюду бегу, опаздываю, всем всё обещаю и не успеваю, и выходные от будней отличаются разве что разницей в режиме и занятиях ребенка. Радует только (у меня много знакомых и друзей среди редакторов, корректоров, писателей, переводчиков), что почти все так живут. Как будто жизнь в долг: сюда обещал редактуру, сюда статью, сюда перевод, и везде, конечно, опоздал, задержал, извинялся и прочее.

Реальность: очень много кофе, соцсетей-видосиков для перезагрузки мозга и сладкого, чтобы этот самый мозг хоть как-то соображал. Но главное кофе. А, нет, перед кофе еще встать в 7 утра и накормить дочь завтраком перед школой. Вот потом завтрак, соцсети, кофе. В 9-10 уже наверняка какое-нибудь совещание: мы живем сейчас в Сербии, тут на два часа раньше, чем в Москве. Работа. Работа. Работа. Набрасываю в столбик дела на сегодня (к ночи никогда не удается вычеркнуть и половины). Я работаю не только для «Самоката», сотрудничаю на фрилансе с другими издательствами и частными заказчиками, впрочем, как многие в моей среде. Я, кстати, поняла, что люди делают так не из жадности, не из желания заработать все деньги мира, а потому что могут, потому что их зовут, хочется быть востребованным, участвовать в интересных или полезных проектах. А иногда, кстати, и из жадности, но чисто творческой. Например, недавно под моей редактурой вышел четырехтомник Оксаны Кирилловой «Тени прошлого» о судьбе охранника Дахау. Первый том назывался «Виланд», по фамилии главного героя, и это была очень долгая и тяжелая работа.  И при этом прекрасная. Когда издательство «Альпина» предложило редактировать и остальные тома, я сначала нервно сглотнула… А потом представила, что отдаю Виланда в руки другому редактору. Моего Виланда, которого я так полюбила за первый том. Не то что полюбила – этот герой то еще дерьмо, но он стал частью моей вселенной. Да ни за что не отдам. И не отдала. Сделала все остальные три тома. Над эпизодом со смертью мальчика и его сестренки в газовой камере совершенно неплаксивая я ревела, ревела и редактировала. Это тяжелейшее чтение, но оно так много сказало мне о том, как устроен мир… Короче, больше года ушло на всю тетралогию. Не жалею – горжусь.

Короче говоря, работаю, потом обедаю чем найдется, дочь приходит из школы и как-то там сама обретается, делает домашку, виснет в телефоне, ходить гулять. А у меня кофе и работа. Иногда ухожу в кафе под домом с ноутбуком, там тоже кофе и работа. Общий шум кафе меня меньше отвлекает, чем конкретные звуки – когда к дочке приходят гости, например. Вечером частенько везу ее на занятия, захватив мои 3,5 килограмма ноутбука, и, пока жду – сажусь в кафе работать. 

С 8 до 11 вечера я обычно не работаю, просто уже не соображает мозг. Это время отдыха: готовка ужина, какая-никакая стирка-уборка-магазин, опять же, с каждым надо поговорить о том, как прошел день. Точнее, это обсуждаем с дочкой и мужем, а кошка обычно рассказывает, как она хочет еще покушать, какой у нее красивый животик и какая она сладкая булочка.

После 11 начинается вторая часть рабочего дня – до часу-двух ночи. На это время я обычно откладываю чтение рукописей. Занавес – сон. И – начинай читать с начала.

Я действительно очень много работаю, почему — сама не знаю. Проблемы с ворк-лайф-бэлэнсом. За отдых выдаю листание соцсетей.

Что бы Вы изменили в современном книжном рынке? 

-Мне хочется больше экспериментов. Соединять теплое с красным – например, более радикально и причудливо сливать текст и визуальный ряд. Расширять каноны создания книжных обложек. Верстать книги необычно, непривычно…

Но это только речь о допечатной подготовке. Такие профессиональные мечты, которыми я ни с кем не делюсь, потому что я не главный редактор, а ведущий. Наемный сотрудник. У меня нет своего издательства. А главный редактор, идя на эксперимент, рискует деньгами, зарплатами, оплатой электроэнергии, наконец. Ему решать, чем можно рисковать, чем не стоит, и куда приводят эксперименты.

Обо всем книжном рынке нет смысла говорить, рынок – часть общества, часть того, как устроена жизнь этого общества.

Занимается ли издательство поиском талантливых авторов? 

-Всегда и обязательно – в меру сил. За действительно талантливыми авторами гоняются и переманивают их друг от друга. От графоманов пытаются отбиться, и чаще всего безуспешно. Больше всего графоманов – в общей почте, так называемой почте для самотека. Туда чаще шлют рукописи люди, которым кто-то сдуру сказал, что они талантливы и им нужно писать. Например, «мы с моим пятилетним сынишкой сочинили сказку, напечатайте, пожалуйста». Литературное творчество – это мастерство, навык, который из воздуха не берется. Данило-мастер учился каменному делу, врачи учатся, строители учатся, композиторы, музыканты, художники – все учатся. А вот на писателя, считается, учиться почему-то не надо, само придет. «Само» приходит в одном случае из многих тысяч. В остальных случаях надо учиться – самому или у других. Много прочитать, много написать, много забраковать, оттачивать стиль, уметь отсекать лишнее, видеть свой текст чужими глазами – это если ты учишься сам. У других – элементарно, Ватсон, литературных школ очень много, и, поскольку я в теме, я скажу, что это почти всегда очень нужное и качественное обучение. Хотя бы потому, что литературную мастерскую чаще всего абы кто не открывает – чаще это человек «из среды», возможно, сам писатель или критик, то есть он оценен сообществом. А перед сообществом пихать, так сказать, лажу стыдно. Поэтому чаще всего вы получите честное, важное писательское образование. Но на всякий случай, конечно, я бы порекомендовала проверить через интернет, кто организатор учебы и кто ваш мастер – точно ли он что-то сделал хорошее для литературы, прежде чем открыть такую школу, или он сделал хорошее только для себя.

Выпускники таких школ чаще всего получают поддержку своих учителей и возможность напрямую связаться с издательствами. Это важный канал, через который в редакцию попадают хорошие рукописи. Наконец, последний важный канал – литературные агенты. Но тоже – такие, которым доверяют в сообществе.

Что делать и куда идти начинающему автору после получения отказа от издательства? 

-В следующее издательство. Но, скорее всего, автор не получит никакого отказа – если он послал рукопись на общую почту. Только если за горло схватит младшего редактора или выпускающего. Рукописей страшное количество, например, в последних двух издательствах, где я работала, приходило от 5 до 15 рукописей, внимание, в день. Если всем писать отказы, для этого надо какого-то специального «отказника» нанимать. Специалиста по отказам, так сказать. Издательство обычно связывается только с тем, в ком заинтересовано.

Однако, если отказ получен, — не расстраиваться. Отказ будет означать не качество вашей рукописи, а отношение данного издательства к ней. Из чего это отношение будет складываться – авторам знать не дано, и не надо. Ну например: в одной редакции всерьез обсуждали проблему с новой неплохой рукописью, у автора которой та же фамилия, что у другого автора этой редакции, очень известного. Не помню, чем дело кончилось, из-за одного этого, конечно, не отказали, но могли быть и другие причины. Или, например, редактор получает от человека, чье мнение очень весомо в издательстве, комментарий: «Нет, только не про…» — и называется тема рукописи или ее герои. Или еще неочевидная причина: издательство только что выпустило книгу об этом же. Если тема узкая, а издательство – не мега-холдинг, оно физически не может позволить себе повторяться в ближайшие пару лет, тк не слишком шикарные бюджеты на пиар не вместят рекламы двух книг с одними и теми же, грубо говоря, хэштегами.

Если отказ (или молчание) получен уже от многих издательств, есть два пути. Первый – выяснить, все ли в порядке с рукописью. Нанять профессионального редактора или ридера и дать ему прочитать. Прислушаться к его комментариям. Переработать. И посылать снова. Второй путь — смело идти в самиздат: Литрес, Ридеро или литературные платформы.

А главное – не останавливаться. Продолжать и читать, и писать. Нет смысла надеяться, что все написанное вами обязано быть опубликовано. Как было у Тарковского, «они хотят, чтобы им оплатили каждое душевное движение…». Литературное творчество как способ заработать деньги за любое действие — тупиковый путь. Стремление к совершенству, к мастерству – вот это, мне кажется, путь перспективный, со светом в конце тоннеля. Но это дело небыстрое.

Читаете все, что присылают в издательство авторы прямо вот до конца? 

-Упаси бог. Я бы с ума сошла. Честно скажу, по первой странице чаще всего понятно все. Если непонятно, то все понятно по первым двадцати страницам. А вот если и там непонятно, то надо читать до конца. Редкий случай, но бывает. 

Были случаи, когда вы отказывали автору, а другое издательство начинало с ним работать и такой автор стал известным? 

-Да. Немного, но были. Я об этом не жалею – если я отказала, то не просто так. У другого издателя могут быть другие взгляды на литературу, на ее качество. Свою планку ради этого ронять не стоит. А известность – ну, что известность. Все равно это не 3 миллиона просмотров, как на вышеупомянутом литературном портале. Заработаем на чем-нибудь другом, что отвечает нашим представлениям о прекрасном.

Единственный случай, о котором я точно жалею, — когда я упустила автора, не отказала, а упустила. А все потому, что положила его рукопись не перед глазами, а почему-то в сторону, высоко, на системный блок. И забыла о ней совершенно, забыла на несколько месяцев. До тех пор, пока другое издательство не объявило о планах… Вот здесь мне стыдно.

Есть вопрос который я не задал,но на который Вы бы хотели ответить?  

-Я была бы рада ответить на вопрос о смешных моментах в работе редактора. Но я и так уже очень много написала. Поэтому лучше первый вопрос разбить на два – «расскажите о себе» и добавить «кто вообще такой редактор, что он делает».

Что Вы пожелаете начинающему автору?

-Помимо того, что я выше говорила насчет того, что и писать нужно учиться, — относиться очень серьезно к тому, что и как ты пишешь, и совсем несерьезно – к самому себе. Серьезно относиться к тексту – это значит понимать, что каждое слово имеет значение, даже если у вас роман на 1000 страниц. Если вы не идете учиться, а учитесь самостоятельно, значит, предстоит самостоятельно постичь, что такое хороший язык, арка персонажа, цельность произведения, динамичность сюжета. Если вы пишете жанровую литературу – значит, предстоит постичь законы жанра, узнать их, для этого много прочитать. И отдельно скажу, что слабое место большинства художественных произведений – диалоги. Писать диалоги надо учиться отдельно, для этого надо читать диалоги в лучших произведениях классики и современности. 

Я верю в талант, в поцелуй Бога. Но думаю, что это только искра. Необработанный камень, случайно найденный где-то там в бажовских горах на Урале. Этой искре надо что-то подсунуть, чтобы разгорелся огонь. Камень надо обработать, а сначала научиться это делать. То есть приложить усилия. Писатель Дина Рубина часто поминает литературную группу начала ХХ века «Серапионовы братья», который приветствовали друг друга словами «здравствуй, брат, писать трудно». Это правда трудно.

М.Манукян 21.01.2025

Сказать спасибо автору